ПАРИЖ — В понедельник, 27 мая я был в отпуске в Париже, когда я решил, что мои личные обстоятельства не позволяют мне вернуться в Россию в обозримом будущем.
Новости по теме. Путин обсуждает Полет экономиста из России (5 июня 2013). В этот момент я бежал университета в Москве, 20-летней экономической школы. Я горжусь тем, что я и мои коллеги проделали. Школа стала образцом для других университетов в России, а также других развивающихся рынках.
К сожалению, я не мог вернуться в Россию, и поэтому пришлось уволиться из школы. Совет призвал внеочередном собрании 30 мая принять мою отставку и назначить исполняющего обязанности ректора, и попросил меня не говорить о моем решении средствах массовой информации. Ни Совет, ни я не думал, что это должно быть одним из основных событий средствами массовой информации.
Я также должен был уйти в отставку с борта должности в нескольких компаниях России. Мои самые долгие отношения в качестве члена совета директоров был со Сбербанком, крупнейшим банком в России и одним из крупнейших в континентальной Европе.
Это было также грустно и болезненное решение. Я был членом правления Сбербанка в течение пяти лет, в течение которых банк претерпел удивительное превращение из сонной советском стиле учреждения динамичных и современных клиент-ориентированной финансовой компании, и это было интересно участвовать в этой трансформации.
Сбербанк планирует провести свое ежегодное собрание акционеров всего за четыре дня, так что я поспешил, чтобы отправить запрос, что мое имя будет снята с голосования в новый состав Совета. Сбербанк является публичной компанией, зарегистрированной в России и Соединенных Штатах, так что я знал, что должен подчеркнуть в своем письме, что это решение было вызвано личным соображениям, не связанным с банком.
Следуя букве закона, Сбербанк немедленно раскрывали этот факт. И моя спокойная жизнь изменилась до неузнаваемости. Журналисты начали называть меня, прося причин отставки. Как член правления акционерного общества, я должен был успокоить журналистов и инвесторов, что мой отзыв не имеет ничего общего с банком, и что у меня не было негативной информации о банке. Но, в соответствии с просьбой Совета Российской экономической школы, я также должен был молчать о «личным причинам».
Учитывая, что добровольная отставка из советов крупных компаний очень редки в России, журналисты начали искать самостоятельно за разъяснениями и вскоре обнаружил, что они были.
По правде говоря, я не мог вернуться в Россию, потому что я боялся потерять свободу.
Почему же? Начиная с февраля, я был неоднократно обращались и допрашивали в Следственном комитете России Федерации в качестве «свидетеля» в «Дело 18/41-03.» Surreal, как это может (как и многое другое ниже), это оригинальный дело в отношении Михаила Ходорковского, заключенного главой нефтяной компании ЮКОС, запущенный в 2003 году.
С тех пор, по-видимому прокуроры использовали этот случай для получения дальнейших «подслучаев» — и срокам тюремного заключения — для Ходорковского, его делового партнера Платона Лебедева, а некоторые из их коллег. Эти случаи, как правило, воспринимается в России как политически. Это было особенно верно для так называемого «второго дела» против Ходорковского и Лебедева в 2010 году.
Широкое возмущение по поводу дополнительного предложения, вынесенные в отношении них в 2010 году привело к просьбе тогдашнего президента Дмитрия Медведева за его Совету по правам человека провести оценку данного дела. Совет собрал панели из девяти экономики и права профессора (включая меня), и попросила, чтобы прочитать дело и дать свое мнение. Что мы и сделали. В то время как мы работали самостоятельно, каждый эксперт заявил, что дело не содержали убедительных доказательств вины Ходорковского и Лебедева.
Эти мнения не имели юридической силы, будучи только публичные заявления независимых ученых выразили после суда был заключен, и, следовательно, были в значительной степени игнорируются. Но не забыл.
Сразу после возвращения Владимира Путина в Кремль в качестве президента в мае 2012 года представитель Следственного комитета Владимир Маркин, сказал, что комитет будет выглядеть в объективности и независимости экспертов. Уже осенью 2012 года, некоторые эксперты были допрошены, их офисах и даже дома обыскали, у них компьютеры и документы изъяты.
Что касается меня, допросы начались в феврале 2013 года. После этого, я слышал, что в феврале, коллега г-н Путин говорил с ним о моей ситуации, и что президент заверил коллегу, что у меня не было ничего, чтобы волноваться о. Это не помешало расследование — Меня допрашивали дважды и получили требования для всех видов документов и личной информации. Кроме того, следователи представил «оперативные мероприятия», — полиция эвфемизм для наблюдения. Всякий раз, когда я или моя жена (которая не имеет ничего общего с делом) пересекли границу России, мы были подвергнуты особым вниманием.
Интересно, что в ходе допросов следователи спросили меня, для производства «алиби», хотя они не объясняли для чего, и настоял, чтобы я был «свидетелем», а не «подозреваемый».
Тогда, 25 апреля, следователи запланирован допрос, но вместо этого пришел ко мне в офис с санкции суда, чтобы захватить мою электронную почту собирается на пять лет назад.
В России электронные письма рассматриваются как переписка и поэтому защищена Конституцией. Чтобы воспользоваться им, следователи нужны решения суда. Ордер не дал никаких конкретных причин, почему мои электронные письма должны были быть изъяты, еще не завершено, они должны были быть изъяты. Когда я жаловался следователей, один из них сказал, что я лучше, чем Андрей Сахаров, советский диссидент, который был направлен на внутренние ссылки в Горьком. Они также намекнули, что у них был ордер на обыск в моем доме.
Это показывает, что следователи могут производить любые ордера на обыск они хотят, без всякого уважения за свои права, и что они могут сделать это без предупреждения.
Я пришел к выводу, что моя следующая встреча с ними может привести к потере своей свободы. Я купил билет в одну сторону из России и не будет возвращаться в свою страну.
Так как я принял это решение, многие наблюдатели называли меня «символом политических репрессий», диссидент и политический мученика. В то же время, президент Путин и его пресс-секретарь Дмитрий Песков сказал, что мое решение уйти было обусловлено личными и семейными обстоятельствами.
Они правы. Я никогда не был политиком, и я не политический беженец. Я уехал из России по личным причинам: я лично предпочитаю оставаться свободным. У меня также есть семейные причины: Моя семья хочет — и заслуживает — ко мне бесплатно. В этом смысле у меня нет друга, но личные и семейные причины покинуть Россию.
Я также не хочу быть «символом». Я только один простой человек, а мой единичный случай. Что случилось со мной похоже на несчастный случай, или редкое заболевание. Каждый сталкивается с риском заражения таким заболеванием, но может также быть достаточно удачливы, чтобы избежать этого. Есть поведенческие черты, которые снижают риски — не говорит в пользу законности и борьбе с коррупцией, например. Как и при других тяжелых заболеваниях, как только вы заметили это все посылает слова утешения, но они все понимают нет помощи.
Или почти нет. Ходорковский испытания показали, есть одна простая, но эффективная терапия: свидетели, которые уехали из России живы и здоровы. Те, кто остался и отказался сотрудничать с прокурорами оказался в тюрьме. Один из них, Василий Алексанян, не дожил до своего 40-летия.
Сергей Гуриев является русский экономист и бывший ректор Российской экономической школы в Москве. Он и его семья в настоящее время живут во Франции.
Перевод http://translate.google.ru/
Оригинал статьи здесь
